Протоиерей Владимир Корецкий

Ad notam - лат. «к истокам»

Моя молодость пришлась на период, получивший в новейшей истории название «перестроечный». Воспоминания о нем постоянно вызывают глубокую боль в душе - ведь последствием перестройки явилось разрушение моей единой Родины. Впрочем, будет неправильным сказать, что с 80-ми годами прошлого столетия связаны только недобрые ощущения. Как-никак, именно в это время я обрел веру в Бога и начал воцерковляться.

Только сейчас понемногу понимаешь, как мудро выпрямлял мой жизненный путь Господь, посылая в самое подходящее время самых нужных людей. Надо сказать, что в начале перестроечного процесса я крепко впал в состояние всеобщего отрицания и, выступая против безбожной власти, готов был (дай только мне волю!) сравнять с землей и все доброе, что несло в себе уходящее время - то есть, говоря словами пословицы, «выплеснуть с водой и ребенка».

Так вот именно тогда один человек, несомненно появившийся в моей жизни по Промыслу Божию, сумел единственной фразой охладить мой ниспровергательский пыл:

- Ты не имеешь права, - сказал он, - судить своего отца за то, что он воевал за Отчизну под красным знаменем. Другого флага у нашей страны тогда не было!

Вроде бы простая реплика, но мозги мне она прочистила здорово. И во многом, благодаря ей, я стал избавляться от хамского отношения и к покойному отцу - участнику Курской битвы и к поколению людей, живших в те времена - фронтовиков и нефронтовиков. Все они в моих глазах перестали быть «комуняками» и «совками».

Интересно, что, спустя несколько лет, мне самому пришлось стать на место своего знакомого.

Будучи священником, я беседовал с группой почаевских семинаристов и услышал от них мысль, что молодогвардейцев, Зою Космодемьянскую, Александра Матросова и других участников войны никак нельзя считать героями, потому что они умирали не за Христа. Все это было произнесено с  самоуверенностью и безаппеляционностью, которые, увы, сегодня часто встречаешь у молодых собратьев по сану. Как видно, будущие кандидаты на священство тоже успели «подзарядиться» подобным подходом.

В создавшейся ситуации мне осталось лишь с улыбкой спросить у молодых оппонентов, как они понимают слова Спасителя: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13)?

Мои собеседники замолчали. Кто знает, может в этот момент вовремя услышанные евангельские строки также смогли что-то перевернуть в их душах.

Любовь к Ро­дине, желание жертвовать, от­дать за нее жизнь - перестали быть для нас народным делом

Все это вспомнилось мне, когда наша группа прибыла в Брестскую крепость и букваль­но замерла перед величием стро­ений, испытавших на себе яро­стные удары первых дней вой­ны. Все в крепости было про­питано атмосферой массового подвига, совершенного нашими отцами и дедами. «Умирать буду за свое народное дело», - пи­сал в 1941-ом году младший сер­жант Александр Кругликов, чье письмо выставлено в музейной витрине. Наверное, в этих словах и кроется разгадка того, что произошло и продолжает про­исходить с нами. Любовь к Ро­дине, желание жертвовать, от­дать за нее жизнь - перестали быть для нас народным делом. Вот почему нам порой трудно понять поколение тех людей, которые не отделяли свою судьбу от судьбы Отечества. Ведь с точки зрения сегодняшних прагматиков, защищать окруженную со всех сторон крепость было делом совершенно глупым и бесполезным. Что толку - лишенная помощи извне, она все равно не устоит. И действительно - не устояла. Но при этом продержалась почти месяц в неимоверных условиях, когда атаки врага (имевшего возможность отдыхать, вводить свежие резервы), не прекращались ни на минуту!

Кто знает, не в Бресте ли тогда решился итог всей войны? Не там ли, при видимом поражении, была одержана общая духовная нравственная победа над врагом. Та победа, о которой говорил Л. Толстой в «Войне и мире» рассуждая об итогах Бородинского сражения.

Наверное, очень важно верить и чувствовать, что от того, сколько ты продержишься на своем участке фронта, зависит очень многое. Я убежден, что защитники крепости в тот момент каким-то глубинным чувством осознавали, что они уходят не в атеистическое небытие и выражаю надежду, что Господь за проявленные ими любовь и иные плоды духа, на которых «нет закона» (Гал. 5, 22) упокоит их в Своих селениях.

Как это знаменательно!

Органично вписался в сегодняшний мемориал Брестской крепости храм святителя Николая. Построенный во 2-ой половине XIX века, он в советское время превратился в клуб для солдат. Но «храм оставленный  - все храм» - в период обороны крепости именно бывшее церковное здание стало импровизированным штабом, где истекающие силы защитников, по мере возможности, распределялись на разные участки. Разве это не символический факт? И разве случайно, что именно храм стал последним рубежом обороны - уже когда гитлеровцы ворвались на территорию крепости, оставшиеся в живых ее защитники отстреливались именно из этого здания?

Тем же, кто, даже в явных знаках Божьего Провидения, все равно норовит видеть игру случая, предлагаю поразмышлять над такой серьезной деталью: до сих пор на территории крепости лежит в развалинах Белый дворец, в котором 5 марта 1918 года большевики совершили акт грандиозного предательства, подписав позорный мир с Германией; а храм святителя Николая, изрядно пострадавший от обстрелов, за это время возродился, словно птица Феникс из пепла. Снаружи он бел, а внутри осталось множество следов от пуль и снарядов. Служители храма, перехватив наши взгляды, сказали: «Да нет, изнутри мы его также отреставрируем, отштукатурим». И здесь мы, не сговариваясь, чуть не вскричали: «Что вы! Ни в коем случае не нужно. Как это знаменательно, что храм, красивый с внешней стороны, хранит в своем сердце страшные военные раны, о которых нельзя забывать!»

Святыня, оставшаяся святыней и в годы атеизма, выстояла - и сегодня в   тишине Брестской крепости постоянно звучит не только радиозапись о начале Великой Отечественной войны, но и звон православный благовест.

Влюбляться в города, как в людей

Есть у меня свойство влюбляться в города, как в людей.  Будучи сыном военного строителя, по стране поездил немало. Только успевал привыкнуть - семья вынужденно «меняла дислокацию». Но такое ощущение, что в каждом месте оставалась частица моего сердца. И вообще, понятия «родной» и «любимый» в этом плане для меня слились воедино.

До сих пор часто просыпаюсь с огромным желанием заплакать от того, что в очередной (наверное, в сотый) раз неудачно съездил в Пермь - город моего рождения. Неудачно - поскольку и этот приезд оказался лишь только сном. Интересно, что каждый раз я четко осознаю, что все предыдущие случаи моего возвращения в Пермь были ненастоящими, сонными видениями. Но вот сейчас, наконец-то мне выпало счастье приехать в Пермь реально. Легкие наполняются воздухом: здравствуй, родной город! И я просыпаюсь. И снова с болью осознаю: поездка на Урал не состоялась. Между тем, счетчик жизни отмеривает года. В Перми я не был уже 36 лет...

Я вернулся в свой город,

Знакомый до слез,

До прожилок,

до детских припухлых желез.

Это писал Мандельштам о Ленинграде. Вернее, о Петербурге. Так получилось, что и Северную Пальмиру я называю своей Родиной. И по ней пронзительно скучаю. И рвусь туда постоянно - последние годы, увы, только мысленно. А все питерское мне необыкновенно дорого. Знакомые не понимают моей радости по случаю победы питерского «Зенита» в футбольном чемпионате России этого года. Мол, пристойно ли батюшке заниматься такими пустяками? А дело-то ведь не только в «Зените».

Также родной для меня город Таганрог, откуда берут начало донские казачьи корни отца. И уж, безусловно, родными сегодня являются Пальмира Южная - Одесса, где я живу, и подольское село Нестерварка, где проходит мое служение у Престола Господня.

Брест - «провинциальный» город, не желающий превращаться в уродливый мегаполис

С октября этого года родным для меня стал и небольшой белорусский Брест. Эх, если бы иметь несколько жизней - провел бы, наверное, одну только в Перми, другую - только в Питере, третью, четвертую... В общем, понятно, что и для Бреста одной жизни я бы не пожалел. Он того стоит.

Первое впечатление - чистота улиц. «Я жил тогда в Одессе грязной», - писал Пушкин в позапрошлом веке. Эти слова, увы, вполне можно повторить и сегодня. И вот из мира Одессы попадаешь в мир Бреста, где от одной бумажки (окурка, пачки сигарет и т.д.) до другой, лежащей на тротуаре - расстояние шагов сто. Ради интереса, специально измерял! Вообще дело дошло до того, что, идя по улице, мы стали подбирать лежащий мусор и опускать в урну. Это не трудно: одну - две бумажки подберешь - и весь тротуар чист! Нагибаться ежеминутно не приходилось.

Брест можно назвать провинциальным городом. Причем, в это слово я вовсе не вкладываю уничижительный смысл. «Провинциальность», в моем понимании, сегодня означает сохранение собственной самобытности; нежелание превращаться в уродливый мегаполис, наполненный однотипными «коробками». Конечно, и в Бресте имеются новостройки. Но лицо города все же определяют расположенные в центре двух, трех, максимум пятиэтажные дома - каждый из которых по-своему неповторим и своеобразен. Причем очень важно, что мы не видели ни одного строения, находящегося на грани разрушения. Куда там! Даже облупленную штукатурку на домах днем с огнем не найдешь. Берегут власти и жители Бреста свой город.

Что же еще? Удивительно ровный асфальт. Как на проезжей, так и на пешеходной части. Согласно технологии (которая не нарушается) его кладут в три слоя. Обилие парков и скверов, в которых по вечерам горят все фонари, и ни один из них (даже круглой формы - соблазн для любителей покидать камнями и стрелков из рогаток!) не разбит. Не повреждены и парковые скульптуры. Однажды мы заметили, что у гипсового дискобола отсутствует рука. «Ну вот, смотри, - сказал я другу, - и тут есть свои безобразники». Но вечером, гуляя в этом же месте, мы  обнаружили статую совершенно целой. Видать, руку просто брали подремонтировать.

По улицам бегают красивые уютные автобусы и троллейбусы. Именно бегают. Поскольку (в отличие от Одессы, опять же) их довольно много - и интервал движения минимальный. Сравнивая с давно исчерпавшим свой ресурс общественным транспортом в Одессе (где подавляющему большинству машин давно место в металлоломе) еще раз сделаю ударение на том, что в Бресте машины выглядят свежими и даже какими-то праздничными.

«Вы не заметили? - спросила молодая женщина из нашей группы. Автобусы здесь улыбаются!» А чего бы им не улыбаться - свои ведь, белорусского производства, по родной земле катаются. Новенькие, чистые...

Для пешеходов и водителей всюду установлены удобные модернизированные светофоры, отсчитывающие секунды. В Одессе таковых имеется лишь несколько в центре города.

Удивительно вкусны и разнообразны продукты питания. Достаточно сказать, что домой я привез семь буханок брестского черного хлеба разных сортов - один вкуснее другого. Покупая белорусское - ты на сто процентов убежден, что приобретаешь натуральное. Власти страны строго следят за качеством пищевой продукции. К тем, же, кто питается «нагреть руки», разбавив естественные продукты разного рода добавками, принимаются строгие меры. Полицейское государство? Если для нужд народа, я считаю, пусть будет полицейское.

Сами жители города говорят о том, что криминогенная обстановка в последнее время значительно улучшилась. Можно спокойно ходить по улицам даже ночью. Хулиганов и пьяных почти нет. А если появляются... Практически в каждом магазине и учреждении (не только в банке!) имеется кнопка для  «экстренного вызова милиции». В случае необходимости она срабатывает быстро и безотказно.

Впрочем, каковы признаки «полицейского государства», «закрытого общества» (а именно за это на Западе критикуют Беларусь)? Телевидение в том же Бресте, помимо собственно белорусских, принимает несколько каналов российских, польских и наш «Интер». В самом центре города - редакция газеты,  выражающей оппозиционные взгляды  к нынешнему президенту.

Белорусской молодежи есть чем заниматься, есть куда приложить свои силы и без навязываемого извне политиканства

Закрывать ее никто не собирается. Вообще, к оппозиции правящей власти отношение в обществе насмешливое, несерьезное. На митинги никто специально не ходит (кроме получающих за это зарплату из заграницы сотни-другой граждан, преимущественно студентов). Правда, если, идя по своим делам, средний житель Бреста и встретит сходняк «протестантов» - может остановиться, поглядеть. Как на бесплатный цирк...

Ну а белорусской молодежи есть чем заниматься, и есть куда приложить свои силы и без навязываемого извне политиканства. В Бресте функционируют два дворца спорта, (это помимо стадионов, спортшкол и спортзалов). Действуют дома творчества, театральные студий. Если говорить о спорте, то мне, как болельщику, хотелось бы обратить внимание вот на какую деталь. Больших успехов на международной арене в игровых видах спорта белорусские команды пока не добиваются. Но зато состоят они преимущественно из своих воспитанников. Ситуация, как скажем в Украине, когда в составах двух грандов нашего футбола - киевского «Динамо»  и донецкого «Шахтера» - могут выйти всего один-два украинца, в Беларуси принципиаль­но невозможна. И еще быстрыми тем­пами развивается белорусский хоккей. Многим памятно, как на Олимпиаде бе­лорусы обыграли известных мастеров шайбы - шведов. Но показателем про­гресса является даже не это. В СССР Украина и Беларусь име­ли по одной приличной команде, при  этом украинский клуб был явно сильнее и выступал в со­юзной высшей лиге, а бело­русский - только в первой.

Сегодня в Украине нет возможности проводить свой самостоятельный хоккейный турнир - и единственная клубная команда страны «Сокол» вынуждена выступать в чемпионате России. Беларусь же за последние годы, обзаведясь массой дворцов и ледовых площадок, проводит собственный чемпионат из 14 участников! Вопрос к тем, кто постоянно, к месту и ни к месту, кричит о «незалежности»: даже по этому обстоятельству сделайте вывод, какая из двух славянских стран сегодня обладает большим суверенитетом.

В «обычный» воскресный день в храме яблоку негде упасть

Божьей Милостью, жители Бреста (и всей Беларуси) миновали искушения «майданами», «выборами», «достроковыми выборами»... Они просто живут, решают свои проблемы - спокойно, незаполитизированно. И имеют возможность молиться Богу!

Я не знаю, какой процент  людей в Бресте посещает церковь. Но в городе, насчитывающем чуть более 300 тысяч населения - 11 храмов и монастырь. В одном из таких храмов, освященном в честь святителя Николая, мы побывали на Литургии в «обычный» воскресный день. Беспристрастная фотография подтвердит, что в храме яблоку негде было упасть. При этом я не заснял тех, кто в помещение просто не попал и остался на улице. Вероятно, такая проблема возникает постоянно - и потому вся церковь оборудовала радиосвязью. Микрофоны находятся в алтаре, на солее, в центре храма (на аналое), на клиросе. Выводится громкоговоритель на улицу. Так что и внутри всем хорошо слышно, что читается и поется. И снаружи человек не чувствует себя выпавшим из службы. В храме много молодых лиц. Слава Богу! Лучше быть здесь, чем на политической тусовке. Потом мы узнали, что в Бресте действуют разнообразные молодежные православные братства и сестричества различных направлений.

Нас удивило великое число причастников. А местных священников - нет. Оказывается, и это здесь нормальное явление. Быстро приготовили две Чаши - и на Причастие пошло двое батюшек. Еще раз прошу заметить - речь идет не о кафедральном соборе, не об архиерейской службе. Не было в этот день праздника, традиционно вызывающего прилив народа. Мы находились в обычном приходском храме!

В Беларуси Церковь, как единый организм

Еще в Брестской крепости мы хотели пообщаться с кем-нибудь из местных священнослужителей. Однако нам сказали, что дежурный батюшка проводит катехизаторскую беседу и потому уделить нам время не может. Позже мы узнали, что распоряжением митрополита Филарета (кое-кто из читателей, наверное, сразу вздрогнул, услышав это имя - потому спешу предупредить: речь идет не о нашем украинском анафематствованном расстриге, а о каноническом архиерее - Патриаршем Экзархе всея Беларуси, митрополите Минском и Слуцком) крещения и венчания на белорусской земле проводятся только с предварительными беседами! Если крестят младенца - на общение со священником приглашаются его будущие крестные родители. Взрослый, желающий креститься, также проходит православное обучение.

Что же касается венчания, то на специальные занятия к батюшке должны придти не только жених с невестой, но и свидетели!      Лично мне, в последнее время, серьезно размышляющему о необходимости сделать каждое богослужение  более понятным для церковного народа, такая практика понравилась необычайно. Вот только как перевести ее на нашу почву? Сразу представляю: приглашаешь желающих креститься или венчаться на беседу, а тебе в ответ: «Да что вы, батюшка, ерундой занимаетесь! Делайте свое дело поскорее - у нас уже стол накрыт, гости собрались. А не хотите - мы к другому пойдем!» И пойдут. Есть к кому. Живет, например, в нашем ка­федральном городе один священник. В штате епархии не состоит, ни в одном из наших приходских храмов послуша­ние не несет - зато рыскает по району в поисках треб. Любые компромиссы при совершении допустит, дабы выг­лядеть в глазах малоцерковных людей «добрым батюшкой» - и никакие уве­щевания (в том числе и архиерейские) не помогают. Подобные бродячие требоисполнители, «вольные стрелки», имеются, конечно, не только в Тульчине. А помимо их ведь еще и раскольни­ки духовную атмосферу портят. В Бе­ларуси раскола, напротив, нет - и управлять Церковью, как единым организмом, несравненно легче. У нас же, вынужден признать с горечью, наличие церковных нестроений, помимо всех прочих негативных факторов, существенно понизило каноническую дисциплину, как среди духовенства, так и среди мирян. Продолжение следует...